Автор "Адъютанта его превосходительства" 20 лет не мог поверить, что война закончилась
www.colibri.ru
Автор "Адъютанта его превосходительства" 20 лет не мог поверить, что война закончилась
 
 
 
Автор "Адъютанта его превосходительства" 20 лет не мог поверить, что война закончилась
www.colibri.ru

Один из авторов легендарного романа о гражданской войне "Адъютант его превосходительства", по которому был снят известный фильм с Юрием Соломиным в главной роли, Георгий Северский 20 лет не мог поверить в то, что война закончилась. О том, что рассказывал Северский о Великой Отечественной войне, пишет газета "Версия".

Георгий Северский был руководителем партизанского движения в Крыму. Рассказывая о войне, он не считал нужным лакировать действительность. Северский готовил воспоминания о войне. Он умер в 1997 году, так и не дождавшись полной публикации своих воспоминаний. Газета публикует его рассказы о войне.

Начало войны

"О том, что началась война, я узнал ранним утром 22 июня. Я был офицером НКВД, а наша контора в те времена информировалась в первую очередь. Ощущения свои помню до сих пор: я не поверил. Да, нам говорили, что война будет. Да, мы все к этому готовились. Но вот - день, солнышко, зелень кругом, благодать, и вдруг - война, - вспоминал Северский. - Я, наверное, неделю к этой мысли привыкал, что война, что наши отступают, что немцы скоро продвинутся к Москве. И всё равно было не по себе, вроде бы всё это только кино".

По словам Северского, сразу же их проинструктировали: не исключено, что враг уже забросил к нам свою агентуру, и нужно проявлять бдительность. В результате сотрудники НКВД решили взять в оборот своих подопечных из числа скупщиков золота и валюты и вышли на небольшую агентурную сеть. Взяли их и на самолёте переправили в Москву.

По словам Северского, в первое время население было в панике: "Люди были настолько не в себе, что продавали своё имущество за копейки и бежали, захватив с собой чемодан с минимумом пожитков. Были и такие, кто, чуя поживу, лихорадочно скупал имущество, "делал бизнес". И над всем этим витало какое-то всеобщее безумие. Никто не знал, что с нами будет. Одни говорили: немцы всех расстреляют. Другие не соглашались: будет всё, как прежде, только ещё лучше, а расстреляют только евреев. Понять, что же будет на самом деле, никто не мог. И в такой ситуации нам приходилось работать".

"Говорят, что в те дни НКВД занимался только расстрелами мирных жителей. Это ложь. В основном наши офицеры занимались тем, чем сейчас психотерапевты: успокаивали людей. Ходили по предприятиям, объясняли", - добавлял Северский.

О партизанах

Как рассказывал Северский, партизанское движение в Крыму было, пожалуй, самым драматическим. "Если у немцев появлялась информация о дислокации нашего отряда в определённом месте, скажем в Зуйских лесах, применялась такая тактика: несколько сот военнопленных под руководством полицаев заставляли валить лес. Иногда устраивали лесные пожары. После войны посчитали убытки и оказалось, что три четверти лесных угодий Крыма вырубили, борясь с партизанами. Восстановить эти леса не удастся и через 50 лет", - вспоминал писатель.

На горе Мангуп располагалась ставка немецкого командования. Там же действовали и наши отряды. Иногда они ночевали буквально в пяти минутах ходьбы друг от друга - немецкие дозорные и мы, партизаны. По словам ветерана, были курьёзные моменты: к примеру, в лагерь партизан однажды забрёл немецкий повар, и его отпустили.

Был и ещё курьёзный случай. В Зуе жила бабка-врачевательница. Она лечила наших партизан, но не отказывала и немцам, если они к ней обращались. Бывало, у неё на подворье в разных сараях одновременно лежали раненые немцы и русские. Такая была как бы нейтральная территория.

Партизаны, как известно, пленных брали лишь в особых случаях, если приходили соответствующие приказы от начальства. Обычно немцев допрашивали и расстреливали. Тюрем у партизан не было. Но одного пленного всё-таки оставили, причём он был эсэсовцем. Когда его допрашивали, оказалось, что он итальянец, но прекрасно знает и немецкий, и русский. Переводчика у отряда не было, и его оставили в качестве переводчика. Этот пленный пробыл с ними почти до самого конца войны, а потом осел под Ялтой, женился, завёл детей. Устроился на работу в один из санаториев электриком.

О полицаях

Георгий Северский рассказал и о полицаях. Их, как известно, партизаны не жаловали. Иногда сжигали их дома вместе с семьей, настолько сильна была ненависть к предателям. В ответ полицаи пленных партизан не просто расстреливали, а устраивали показательную казнь.

"Как-то привели ребята в отряд двух местных. Пацаны, лет по 18. Их обыскали, нашли повязки полицаев. Естественно, тут же вывели их "в расход". Спустя некоторое время мы узнали, что в соседней деревне кто-то убил двух полицаев, оказалось, это наши пацаны и были. Они бежали из Феодосии и пробирались на Север, но попали к нам... Да, лишили пацанов жизни, но тогда некогда было разбираться", - вспоминал Северский.

Про помощь шулеров и проституток

Как вспоминал Северский, помощь партизанам часто приходила "оттуда, откуда не ждали". В ялтинских и симферопольских ресторанах, которые не закрывались и при оккупации, работало множество шулеров, женщин лёгкого поведения и уголовников. "И вот эти люди, казалось бы, недолюбливавшие, мягко говоря, советскую власть, очень часто нам помогали. С помощью ялтинских картёжников, к примеру, однажды нам удалось получить весьма серьёзные штабные документы немцев", - рассказывал писатель.

Как относились к партизанам

Принято считать, что гражданское население относилось к партизанам с любовью и благодарностью, однако, как вспоминал Георгий Северский, это было далеко не так. Партизан боялись, многие обыватели, жившие в оккупации, действительно считали, что немцы пришли навсегда и сопротивляются им только бандиты. Так к партизанам и относились, как к вооружённым бродягам с большой дороги.

"После войны я лет 20 не мог поверить, что война уже кончилась, - говорил писатель. - Честное слово. Такое было счастье - выйти из этого ада живым. А самое страшное, конечно, это первые дни. Неизвестность. Что с нами будет? Победят нас гитлеровцы? Страшнее этой неизвестности ничего на войне не было".